РОЛЬ
ЭКСПЕРТНОГО
СООБЩЕСТВА В
ПРЕОДОЛЕНИИ
СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ
ПРИЧИН
ТЕРРОРИЗМА В
РОССИИ
Тезисы
выступления
Льва
Александровича
Пономарева,
Исполнительного
директора
Общероссийского
общественного
движения
Р»За
права
человекав•— на
заседании
Клуба Р»Открытый
Форумв•— 17
февраля 2004
года
на тему:
Р»Фактор
терроризма и
развитие
политической
ситуации в
России:
глобальные
вызовы и
социально-политический
аспектв•—
Уважаемые
коллеги!
Я не чувствую себя экспертом в вопросах терроризма, специалистом в области истории или политологии, и считаю, что пришел к вам, как представитель гражданского общества, антивоенного и правозащитного движения.
Я призываю вас, и в какой-то степени, я обращаюсь в вашем лице к статусной интеллигенции, к экспертному сообществу с наказом Р¦ объединить интеллектуальные и нравственные усилия, чтобы преодолеть социально-политические причины терроризма России. В первую очередь я прошу объединить усилия для, я бы сказал, классической задачи русской интеллигенции Р¦ просвещения, непрерывного и настойчивого разоблачения пропагандисткой мифологии, окружающей терроризм, потому что эта мифология, это новая Р»антитеррористическая идеологияв•— обосновывает ксенофобию и милитаризацию общества. Я убежден, что именно такая мифологизация создает условия для политики, порождающей все новых и новых террористов, новые и новые морально-психологические и социальные условия для терроризма. Эта политику проводят на глазах теряющая вменяемость власть, и на глазах теряющая остатки приличий интеллектуальная обслуга этой власти. Власть сегодня ведет себя преступно безответственно, буквально создавая условия для превращения террора в будни российской жизни, своими руками формируя социально-психологические механизмы Р»самоподдержкив•— терроризма - как это произошло в Северной Ирландии и Израиле.
Но поскольку в своих расчетах и действиях политики и генералы во многом исходят из рекомендаций экспертов, а, главное, - из общественного резонанса, из информационно-идеологического фона, то долг интеллектуалов Р¦ по крайней мере, не поощрять политику, провоцирующую терроризм. Еще лучше, конечно Р¦ это активно выступать против такой политики, как это сделали в марте и августе 2003 года десятки представителей нашей духовной элиты, поддержав публичные призывы к президенту Путину о начале мирных переговоров с президентом Масхадовым.
Я также предлагаю вашему вниманию некоторые свои соображения по обсуждаемой проблеме, которые полагаю принципиальными.
1. Сегодня мы понимаем, что терроризм превратился для нашей страны в самый существенный и даже структурообразующий фактор внутренней политики. И это несмотря на то, что есть значительно более страшные формы нарушения права на жизнь наших соотечественников, например, это война в Чечне, которая приняла геноцидные формы; армейская служба, которая даже в мирной обстановке ежегодно обрекает на смерть тысячи солдат; это развал медицины. Именно Р»борьба с терроризмомв•— фактически становится доминантой новой государственной идеологией, а Р»борьба с международным терроризмомв•— - паролем внешней политики.
2. Начну с последнего тезиса, вокруг которого Р»густотав•— мифотворчества наиболее плотная. Во-первых, по моему глубокому убеждению, действия чеченских террористов (когда инициатива терактов принадлежит именно им Р¦ остальные варианты затрону потом) не имеют ничего общего с феноменом Р»международного терроризмав•—.
Современный Р»международный терроризмв•— знает две формы:
а) поддерживаемый Советским Союзом и его сателлитами, вроде Ливии и Сирии, альянс светского арабского и левацкого терроризма 70-80-х годов, направленный против НАТО и Израиля, и завершившийся с окончанием Р»холодной войныв•—;
б) исламско-радикальный терроризм, направленный против Р»глобализмав•—, США и Израиля (а косвенно Р¦ против светских палестинских кругов, договорившихся с Израилем и США в Осло), и опирающийся на Р»сетевойв•— фундаментализм.
Очевидно, что чеченские сепаратисты в основе не имели к этой глобальной конфронтации ничего общего. Напротив, именно политика Кремля буквально Р»вдавливаетв•— чеченских радикалов в фундаменталистский Р»интернационалв•—. Но в целом, чеченские сепаратисты (и умеренное крыло, идущее за Масхадовым, и исламисты-радикалы) также не являются частью Р»исламско-революционногов•— проекта, как активно поддержанные Сталиным в 1936-37 годах испанские республиканцы не были прямым орудием Москвы. Объявляя чеченское сопротивление в принадлежности к международному терроризму, официальная и полуофициальная пропаганда, по сути, повторяет аргументы франкистов, которые говорили, что они борются не с республикой, а с международным большевизмом.
Во-вторых, если бы Кремль искренне считал, что Россия, наряду с США и Израилем, является жертвой Р»международного терроризмав•—, то российская дипломатия реально стремилась бы к союзу с этими странами. На самом деле Кремль является наиболее последовательным оппонентом обоих своих Р»соратниковв•— по антитеррористическому фронту и столь же последовательным защитником тех режимов, которые обычно связывают с разновидностями международного терроризма. Реально борьбой с международным терроризмом Кремль обосновывает союз со светскими центрально-азиатскими авторитарными диктатурами, которые преследуют оппозицию радикально-исламистского толка.
3. Столь же мифологизировано отношения к ситуации в Чечне. Там уже 4 с половиной года идет достаточно классическая по форме контрпартизанская война. И она носит такой же Р»классическийв•— для войн такого класса грязный характер: концлагеря с изуверскими пытками, Р»эскадроны смертив•—, Р»слепыев•— удары тяжелого оружия по населенным пунктам, идеология этнической ненависти к Р»недовольномув•— народу, выжимание из населения страхом необходимых демонстраций лояльности (фарсовый референдум, еще более фарсовые Р»выборы первого президентав•—) и прочие хорошо известные по истории колониальных войн признаки... В любом случае эта война абсолютно не похожа на Р»спасение населения Чеченской Республики от банд международных террористовв•—. Уже можно с уверенностью говорить о том, что эта война приняла геноцидные формы, она привела к глубочайшим социокультурным деформациям чеченского общества. Практически очень многие чеченцы считают, что Россия ведет с ними войну на уничтожение. В этих условиях их несложно убедить, что единственным ответом на жестокости федералов может быть столь же болезненный удар по российскому населению. Одновременно трусливо-циничный отказ мирового сообщества от осуждения войны в Чечне буквально толкает чеченских сепаратистов в объятия Р»всеобщих изгоевв•— - революционеров-фундаменталистов. Это молчание мирового сообщества Р¦ и Запада, и консервативных исламских режимов Р¦ нелепо, как нелепа любая Р»страусиннаяв•— политика. События в Чечне очевидно не уступают в трагичности происходящему в Македонии, Косово, Палестине, на Шри-Ланке и Восточном Тиморе. Но события там в центре внимания мировой дипломатии, а Чечня Р¦ Р»забытав•—. Возникает Р»соблазнв•— напомнить миру о Чечне Р»громкимв•— актом, тем более, что предыдущее Р»хорошеев•— поведение боевиков не было Р»вознагражденов•—.
Пропаганда
вовсю
объявляет
вторую
чеченскую
войну Р»борьбой
с
терроризмомв•—.
Главным
аргументом
здесь долгое
время
являлись
события Р»черной
осени 1999 годав•— -
взрывы в
Москве,
Волгодонске,
рязанский Р»сахарв•—.
Но сейчас уже
слишком
много
доказательств
того, что, по
крайней мере,
к терактам во
время первой
чеченской
войны имели
отношения
сотрудники
ФСБ - внедренные
в чеченские
уголовные
банды
провокаторы.
Пустота
официальных
ответов из
ФСБ по
проводу
событий в
Рязани,
процесс над
Крымшамхаловым
и Деккушевым,
когда суд
старательно
игнорировал
все
обстоятельства,
выходящие за
рамки
первоначальной
официальной
версии (подмененный
фоторобот,
центр взрыва
Р¦ не
подвальный
склад, а
первый этаж и
прочие), а
главное,
нагло
сфабрикованное
дело Михаила
Трепашкина (с
явно
подброшенным
пистолетом,
инструктивным
письмом ФСБ о
необходимости
вывести его
из процесса о
взрывах) Р¦ все
это
указывает,
что мы
являемся
жертвой
грандиозной
провокации.
События на
улице
Мельникова в
октябре 2002
года, когда
спецназ
старательно
перестрелял
террористов,
попавших им
спящими в
руки,
очевидно,
является
новым звеном
провокаций,
объединяющей
усилия
российских
спецслужб и
чеченских
радикалов.
Этот вывод Р¦
не следствие
моей
склонности к
конспирологии.
И российские
журналистские
расследования,
и последняя
работа Р»Захват
заложников в
Москве в
октябре 2002 г.в•—,
такого
уважаемого
исследователя,
как Джон
Б. Данлоп,
старшего
научного
сотрудника
Института
Гувера при
Стэнфордском
университете
(
4.
О
преодолении
терроризма.
Терроризм Р¦
всегда
ученик
репрессивного
государства,
очень часто Р¦
тень и
зеркало
государственного
терроризма.
После Второй
мировой
войны
террористы
отказываются
от Р»классической
стратегиив•— 19
века (продолжавшейся
вплоть до 40-х
годов 20 века) -
атака на
символы
угнетения и
деспотизма.
Начинаются
атаки
преимущественно
против
невооруженного
населения,
часто
вслепую,
применяя
принцип Р»коллективного
наказанияв•—:
всех
западных
обывателей Р¦
за
равнодушие к
революционной
борьбе Р»истинных
левых силв•—,
всех
израильтян,
всех
американцев,
всех
англичан...
Именно
репрессивное
и
агрессивное
государство
устанавливает
морально-психологическую
планку
дозволенного,
именно
государственный
терроризм
часто
является
педагогом Р»частного
терроризмав•—.
Здоровое
общество не
любит убийц,
никто, кроме
патологических
мерзавцев не
считает
серийных
убийц
романтическими
героями,
условия для
романтизации
террористов
возникают,
когда на фоне
государственных
зверств
самый жуткий
теракт
воспринимается
как
заслуженное
возмездие.
Извращенная
логика
террориста
переносит
месть с
военно-политических
символов
врага на Р»равнодушногов•—
обывателя, с
точки зрения
террориста,
санкционирующего
преступления
государства. Поэтому,
я думаю,
первое
правило для
ликвидации
социально-психологической
основы
терроризма
должно
гласить, что
государство
и общество
должны
стремиться
быть
морально
выше своих
врагов.
Терроризм Р¦ это, во-первых, свидетельство невозможности иных вариантов навязать врагу - государству/обществу равноправный диалог. Когда к концу 60-х годов в Западной Европе была выстроена система Р»репрессивной толерантностив•—, точнее, система Р»реально управляемойв•— демократии (не путать с нашей Р¦ Р»декоративной демократиейв•—): массовое левое движение стало солидной частью системы, радикалам стало невозможно пробиться в публичную политику (даже в качестве маргиналов), молодежная контркультура была нейтрализована популяризацией свободного секса и наркотизацией, эстетический протест стал удачным коммерческим проектом, то казалось, что радикально левая оппозиционность намертво заблокирована. Но в этот момент и зародился левацкий терроризм, который стал последним Р»клапаномв•— для тех Р»новых левыхв•—, которые не захотели стать Р»новыми философамив•—. Когда разбитые на полях сражений арабские правители подписывали с Израилем перемирия, полностью забыв о палестинцах (ради которых они якобы воевали) Р¦ родился палестинский терроризм. Когда террор ООП привел к власти над Палестинской Национальной автономией коррумпированную арафатовскую номенклатуру (не оставившую Р»теплых меств•— для фундаменталистов), то начался террор Р»забытых радикаловв•—. Р»ХАМАСв•— - это в такой же степени революция против ООП, в какой ООП была революцией против традиционной феодальной элиты. Пока Англию не захлестнул террор ИРА, идей о равноправном политическом диалоге с ирландскими националистами не возникало: Ольстер Р¦ британская земля, большинство населения Р¦ протестанты, гиперлояльные к британской короне, у ирландцев есть свое государство, и, вообще, нечего Ирландии покушаться на суверенные права Великобритании и т.д. Это наглая ложь, что с террористами не ведут переговоры, всегда ведут, когда начинают осознавать в них опасного противника. Только иногда ведут переговоры открыто, заставляя противника брать на себя публичные обязательства, а чаще Р¦ закулисно, через двойных агентов, разных сомнительных посредников. Такие тайные переговоры Р¦ это соглашения о ненападении спецслужб. Только вывод этих переговоров в дипломатические формы обеспечивает выход на договоренность о ненападении на Р»все обществов•—.
Если вернуться к Чечне, то давайте исходить из того, что Россия способна в исторической перспективе победить сепаратизм и религиозный национализм политически и идеологически. Но для этого сепаратисты должны иметь возможность вести легальный политический и идеологический поединок. Тогда не будет соблазнов решать политические и правовые споры оружием. Поэтому необходимо не просто начать переговоры с сепаратистами, например, принять Масхадова и подписать с ним перемирие Р¦ хотя это исторически неизбежный первый шаг к миру в Чечне.
Необходимо создание институциональных основ диалога с сепаратистами: легализация общественно-политических организаций, представляющих позиции сепаратистов (в том числе, и радикальных), реально демократические выборы, обеспечивающие достойное место в переходных органах власти, создания условий, чтобы чеченцы не чувствовали себя побежденным народом. Для этого, разумеется, необходимо серьезно изменить законодательство: нынешние российские законы делают всю, что заблокировать любые варианты переговорного процесса, даже об освобождении заложников. Поэтому заложников сепаратисты больше не захватывают, мирных переговоров Р¦ не требуют. Масхадов настаивает на переход Чечни под временное управление ООН, а радикалы Р¦ становятся шахидами.
Во-вторых, терроризм - это свидетельство серьезного кризиса протестного движения. Он далеко не самый эффективный способ добиться политического результата: и массовые ненасильственные выступления, и успехи на полях партизанской войны ведут к победе быстрее и надежней. В этом смысле переход сепаратистов к Р»слепому террорув•—, безусловно, тактика отчаяния. Но такая тактика, как показывают примеры палестинцев или ирландских националистов может длиться десятилетиями, порождая своеобразный романтический культ героев-смертников, привлекающий в террор все новые поколения. Поэтому главная задача российского общества Р¦ это помочь чеченским сепаратистам вернутся к политическим формам дискуссии с Кремлем, а власть заставить сделать шаги назад от пропасти Р»будничного террорав•—. К сожалению, российское общество не успело заставить Кремль пойти на переговоры до того, как год назад началась Р»палестинизацияв•— войны в Чечне. Но еще есть шанс не дать такой войне превратиться в затяжной многолетний конфликт!
И еще, российское общество, российская интеллигенция должны внятно показать, что оно против войны, что оно не санкционирует геноцид населения Чечни. Поэтом я приглашаю присутствующих на митинг против войны и в память о сталинском геноциде, который состоится 23 февраля в 12 часов у Соловецкого камня на Лубянской площади.
Я благодарю за помощь в подготовке этого доклада Е.В. Ихловa и проф. И.Г. Яковенко.